Пликышкнышкельмантоцкий

- Будешь работать в паре с Пликышкнышкельмантоцким! – объявил бригадир новичку.

- Простите, с кем?! – переспросил новичок.

- С Пликышкнышкельмантоцким! – охотно повторил бригадир.

- Извиняюсь, я не понял! – растерялся новичок.

- Ну, ты не первый, кто сразу не запоминает. Фамилия у него такая – длинная.  Его по тельняшке узнаешь. Он без нее – ни шагу. – терпение бригадира не иссякало.

- Моряк, что ль, бывший? – поинтересовался новичок.

- Можно сказать и так. Он лапши тебе на уши навешает! Вообще, его Никитой зовут. Но он по имени не отзывается. Фамилией сверкает.

- А можете ее еще раз повторить?

- Пликышкнышкельмантоцкий!

- Пликыш-Кныш-Кельман-Тоцкий! Я правильно произнес?

- Правильнее не бывает! С Никитой легко сработаешься!

- Значит, сегодня ты мой напарник? Куришь? – Никита спрашивал новичка, не глядя на него. Новичок был раза в полтора старше Никиты.

- Неа!

- Значит, тебе легче!

- Ты на флоте служил?

- А ты про тельняшку? Служил! Лет пятнадцать назад. На крейсере ходил! Дважды по девять месяцев к родным берегам не приставал! С тех пор с тельняшкой не расстаюсь. Подарочная она. Самим американским адмиралом пожалована. Ходили мы в хвосте американского авианосца «Энтерпрайз». Слышал о таком? Он – к Хонсю, и мы – к Хонсю. Он в Персидский залив – мы вслед тащимся. Средиземное море, Карибское… На расстоянии бинокля, разумеется, за волной прятались. Однажды такой штиль ударил! В Тихом океане случилось. Сутки, другие. У американцев, не рассчитали они, солярка закончилась, в нейтральных водах их двигатель застопорило. Легли они в дрейф, их течением в наши воды прибивать стало. Сигналят они нам, с извинениями своими помощи просят. Они нам нужны? Ну, перекинули мы им пару бочек солярки, чтоб обратно, в нейтральные воды они выбрались. А двигатель их ни в какую. Даже не чихнет. Ну, наш капитан и предложил американцам дернуть их с буксира, мол, волны нет, не опасно. Подцепили мы их на трос, дернули. Запустился их двигатель. Американцы про «дрюжбу» заголосили. Их адмирал к нам на палубу с визитом попросился. Выстроились мы на палубе. Их адмирал каждому из нас в знак благодарности за помощь и выручку подарок лично вручал – по тельняшке каждому.  Он раз пять мою фамилию пытался за нашим боцманом повторить, да так и не смог. А «да что же это такое, твою эскадру!» – американский адмирал с первого захода вслед за боцманом осилил. Даже наш боцман удивился. Да и сам адмирал не меньше удивлялся – без акцента произносил. А руку он мне пожал! Да! – Никита посмотрел на растопыренные пальцы правой ладони, и сжал их так, как пожимают ладонь друга: - Америкос!

Казалось, тельняшка Никиты из одних заплат сшита…

Час ночи. Время перерыва. Конвейер остановлен.

- А чё? Фамилия как фамилия! – Никита в латаной по латаному тельняшке

своей фамилией гордился и защищался: - Да хоть и Кендюх будь она, я бы и ней гордился!

- Никто тебя, Никита, твоей фамилией обидеть не помышляет, но с первого раза не каждый её вымолвит – Пликышкнышкельмантоцкий! Извиняй, если коверкаю. А ты – ты с ней родился и вырос – Никита Пликышкнышкельмантоцкий! В школе не дразнили?

- Почему же не дразнили? Дразнили! Примерно, как бригадир сейчас. Только мне параллельно…

- Пликыш!.. Пликныш!.. Кышкныш!.. – как только не коверкал фамилии Никиты бригадир «композитчиков». Никита на бригадира не обижался. Бригадир замыслил увольняться. «Полтора года – хватит! На лекарства уже заработал!» – планирует бригадир свое место Никите уступить. Конечно, бригадир дурнёй перенимался, когда пыхтел на Никиту, нарочно коверкая фамилию. Только Никита и ухом не вел, будто не к нему бригадир придирался. Никита не подбежит, не подставит плечо за того парня, но и свое время не потянет, сноровку продемонстрирует: - Я весь в деда! Героический был мужик!

И стал Никита новичку рассказывать. Он всем новичкам рассказывал:

- Вот у меня фамилия такая длиннющая. Ее на четыре можно раскроить, а нельзя! Памятная она. Деду дорога она была. Дед в начале февраля 1945 года под Секешфехерваром воевал. Немцы отчаянно сопротивлялись. Но все же наши войска в результате предпринятых атак овладели крупными населёнными пунктами Шопонья, Калоз, Дет… Да, накосили там немцы красноармейцев. Три дня без пищи солдат воюет, а командование на дальнейшее продвижение приказы строчит, развивать наступление требует. Наконец на  четвертый день горячий харч подвезли, передышку изможденным бойцам устроили. Разместились бойцы в отвоеванных у немцев окопах, ложками о котелки скребут, долгожданный кулеш со шкварками приканчивают. Со шкварками из сала венгерского – трофейного! А немцы «соображалку» включили и контрнаступление с артподготовки начали. Ухнул немецкий снаряд точно в окоп, где дед мой, Пликыш, с побратимами Кнышом, Кельманом и Тоцким с кулешом расправлялись. Последних троих взрывом снаряда вдрызг разнесло, а деда только контузило. Крепко деда контузило, да так, что в больничке дед три месяца провалялся. Привезли его в больничку в беспамятстве и без документов. Спрашивали там, из какой он части, как фамилия, а он, знай, одно твердит: «Пликышкнышкельмантоцкий!.. Пликышкнышкельмантоцкий!..» Так его и записали, так и выписали со справкой – «Выдана Пликышкнышкельмантоцкому, что он в период с… и по… находился на излечении по случаю контузии. К прохождению службы в армии непригоден».

- В каком звании твой дед-то воевал? – вставил вопрос подошедший тихо бригадир.

- Не Генералиссимус, конечно, но ефрейтором – точно! – гордостью за деда запалился Никита. – Вот так и до меня дедова фамилия дошла…

Бригадир ушел в бригадирскую чаевничать.

…Снова выросла фигура бригадира. Ночной перерыв закончился. Наступило время конвейера.

Завод композитных материалов. Частная территория. Все, кто здесь работали и работают, давали подписку о не разглашении сведений, ставшими им известными во время работы по технологическому процессу.

О, да! Есть о чем молчать! Точка первая. Цементная. Это чистилище. Все новички проходят через него. Текучка сумасшедшая. Отдел кадров зашивается принимать и увольнять. Увольнять легче – люди просто на работу не приходят. А зачем? Трудовой книжки в течение двух недель от работника не требуется. Выдержит испытательный срок в две недели – зарплату начислят и выплатят, потребуют трудовую книжку. Не выдержал две недели, хотя бы один день не дотянул – ничего работавший не получит. «Договор! Ты его собственной рукой подписал!» Все – в пользу хозяина. Ни в каком суде не оспоришь.

- Но я же горбатился! – хоть рыдай.

- Мы договаривались!..

За смену работяга до полторы сотни – баксов! –  заколачивает. Ушел, не пришел, не доработал до конца испытательного срока – другой место занял. И он не доработает… Это же какая экономия!

Никита с новичком работают на цементной точке. Работа не сложная. Кар подгоняет «торбу» со спекшимся цементом за время доставки от производителя на завод – около тонны – к электронным весам. Точность весов – плюс-минус двадцать грамм.

Рядом с весами решетчатый вибрационный стол стоит. Цемент из «торбы» Никита  и новичок ведрами грузят на вибростол. Цемент разрыхляется, просеивается, успевай мешки подставлять да на весы выставлять. И не дай бог не пятьдесят килограмм в мешке окажется.

В цехе цементная пыль беспросветная. Новичок респиратор давно выкинул. Никита свой даже не надевал. Отплевываются одинаково. Если новичок завтра в смену выйдет, он с Никитой станет на другую точку – на песок, потом, в следующую смену – на золу, потом на известь… И так пока всю технологическую цепочку не пройдет. Все точки в одном ангаре, в одном сплошном цементном облаке. В конце смены – душ! Теплый! А пока – конвейер! Ни покурить, ни по нужде сходить. Последнего не надо – все потом выходит.

Новичок, теперь напарник, любопытствует:

- Никита? А почему ты здесь и как долго работаешь?

Никита молчит, будто напарник не его спрашивает.

- Пликышкнышкельмантоцкий! А почему ты здесь и как долго работаешь? – повторяет напарник свой вопрос.

Никита во время работы говорит мало:

- Второй месяц уже! Отработаю за бугая и покачу …

- В Крым? В Египет?

- Вслед за отцом!

- А он где у тебя?

- Уже там! Вслед за дедом отправился! Отец мой известным шахтером был!.. Про силикоз слышал?

На каре подвезли следующую «торбу» с цементом.

В семь утра конвейер отключили. Все уборкой территории занялись. Было что выгребать, выскребать, выметать – все в том же цементном и «композитном» облаке, разве что акустика децибелами не давила.

К концу уборки ноги едва волочатся. Добрести бы до душевой.

Никита в душевой спрашивает у напарника:

- Батя! Сколько тебе лет?

- Пятьдесят семь!

- Завидую! Выдюжил! Не доживу! Пиво сегодня с меня! – Никите хочется выговориться. Он понимает – напарник охотно будет слушать.

- Знаешь, напарник, я работаю на бугая! – начал Никита в пивной после смены, откупорив бутылку с пивом. – Я до этого работал водителем автобуса с одной входной дверцей. Друг помочь попросил – бугая на бойню отвезти. «Бугай – скотина спокойная!» – уверил меня друг. А я, по простоте душевной, и согласился. Втащили мы с другом, не без труда, конечно, бугая в салон и повезли. Бугай пугливым оказался – сразу нужду малую с большой справил. Это что? Ерунда! Стал он с ноги на ногу переступать – автобус зашатало, повело с боку в бок. Полбеды! Пол под бугаем не выдержал! Одной передней ногой бугай в пол провалился. Нога сломалась. К счастью, к бойне подъехали. Как мы только бугая не домкратили, чтобы ногу из дыры освободить! Все это цветочки были. Поставили животину на четвертую, сломанную ногу, дыру в полу закрыли, а бугай заднего хода не имеет! И хвост ему по совету убойщиков заламывали, и за ноздри тянули – задний ход у бугая не включается! Представляешь, пришлось заднюю стенку автобуса разрезать, чтоб салон от бугая освободить. А он прыгает и вторую переднюю ногу ломает… В общем, автобус мне отработать надо. Тут дуракам платят, а полоумные без гроша уходят после первой смены. И только умные на пушечный выстрел к заводу не подходят. Хочешь, я про деда моего правду расскажу. Мы еще по бутылочке пива осилим?

И рассказал Никита о своем «героическом деде» настоящую правду…

Иван Пликыш, дед Никиты, никогда в армии и не служил. На самом деле он, карманный вор, войну в лагерях перекантовал. Политическим он не был. И вором в законе не был. Правда, книг  он много читал, и балаболить был мастак, да еще затейником прослыл. Он в декабре 1944 года, находясь в лагере, подговорил дружков Кныша, Кельмана и Тоцкого отметить день рождения вождя народов Иосифа Сталина. Тайком, конечно. Афишировать – политику пришьют, статья, почитай, расстрельная. Готовиться дружки стали заблаговременно. Кельман спер «у кума» банку с гуталином и спрятал в надежном месте. Тоцкий несколько дней в больничке шустрил, раздобыл несколько пузырьков с бриллиантовой зеленью. Кныш с пищеблока хлебных краюх и цельную луковицу пристарался. Иван Пликыш со слесарной мастерской металлического уголка кусочками до двух метров доставил, да еще бутылку настоящего антифриза. Осталось дождаться означенного времени – 21 декабря, да крепкого морозцу. Морозцем декабрь баловал. Вертухаи чаевничали, а Пликыш с дружками банкет устроили в сарае, благо, луна полная в дыру заглядывала, не впотьмах праздновали. Стол накрывали молча. Каждый свою заботу знал. Кельман гуталином краюхи хлеба намазал и на пропитку поставил. Пликыш с Тоцким чистый спирт от «нечистой силы» – зелени отделяли: Тоцкий лил из пузырьков бриллиантовую зелень сверху в желобок уголков, связанных проволочкой в один, а Иван Пликыш собирал почти обесцвеченный спирт на другом конце уголка в жестянку; зелень в верхней части вымораживалась. Спирта набралось немного, но все же для затравки хватило. Кельман соскреб гуталин с хлебных краюх. Чем не закусь? Да еще как бьет по шарабану! Дошлоp class= до дележа антифриза. Кому, как не Ивану Пликышу, досталась честь разлива. Чокнулись жестянками: « Ура! За Сталина! Не жалко и умереть!» До луковицы дело не дошло. Обошлось без предательского лукового запаха. Трое из четверых из сарая живыми не вышли: Кныш, Кельман и Тоцкий – гыгнулись. Их на тачках вывезли. Ивана Пликыша тоже вместе с трупами вывезли, но он ангельский голос при транспортировке подал, его маршрут в больничку завернул. Сталинская ночь в лагере этим не закончилась. Сгорели «кумовы апартаменты» вместе со всеми документами, со всеми личными делами заключенных. И несколько человек совершили побег. Личные дела восстанавливали по наличествующих живых:

- Молчать! Фамилия, имя, отчество?

Никита, рассказывая раньше о своем «героическом деде», не соврал, что тот в больничке три месяца провалялся. Попал он туда в беспамятстве и без документов. Спрашивали его, как фамилия, а он одно твердил: «Пликышкнышкельмантоцкий!..» Так его записали, так и выписали со справкой – «Выдана Пликышкнышкельмантоцкому, что он в период с… и по… находился на излечении по случаю острого отравления организма. К прохождению службы в армии непригоден».

Освободили Ивана Пликыша по амнистии – «за девками бегать вряд ли, но за бабами волочиться горазд будешь!» По той справке дед и паспорт получал.

Он отца моего на свет произвел, а тот и меня настарался. И у меня сын растет. – Никита помолчал. – Чувствую, грудь подведет… Что эти работодатели с нами делают?! А ты, батя, завтра в смену не выходи. Вообще, покидай это дело. Дольше проживешь. А про службу на флоте и про подарок американского адмирала, как и про моего героического деда, я тебе тоже наплел. Извини.  Не служил я на флоте. В стройбате я служил. Книги я люблю читать, как дед мой, как отец мой читал – запоем. А тельняшку я в «Секонд хенде» приобрёл. А то, что латанная – это позорная привычка к старым вещам. Комфортно мне в ней на этом заводике! Только чует моя душа, до твоих лет… Об этом я уже тебе в душе говорил. – закончил грустно свой рассказ Пликышкнышкельмантоцкий и закашлял. – Но еще одно дело у меня на земле осталось – сыну фамилию настоящую восстановить, с прадеда нашего, землепашцем он был. Дед мой, безалаберный, за свою жизнь покуролесил!.. Да и отец тоже!.. Нельзя так жить!.. Но и поколение наше все нынешнее свою жизнь на мироедов истратит…Может, дети наши умней нас окажутся…

- Только они, пожалуй, на пиве уже свихнулись! – напарник отказался от третей бутылки пива, предложенной ему Никитой.

В следующую смену с Никитой вышел новый напарник.

 Джерело